Гендиректор Госкорпорации Ростех Сергей Чемезов является одним из создателей нынешней системы военно-технического сотрудничества России с другими странами. В интервью «Коммерсанту» он рассказал, почему создание единственного посредника по поставкам оружия себя оправдало, а также раскрыл детали некоторых резонансных контрактов.
— Какие предпосылки существовали в начале 2000-х годов для создания госпосредника в лице «Рособоронэкспорта»?
— В 1990-е годы продажей оружия в России занимались практически все: большинство предприятий имели лицензии, дающие право вести внешнеэкономическую деятельность. Лицензии позволяли им поставлять свои вооружения и военную технику за рубеж. Это приводило к серьезной внутренней конкуренции между существовавшим тогда «Росвооружением», «Промэкспортом» и «Ростехнологиями». Компании создавались c целью решения специфических узкопрофильных вопросов: «Росвооружение» должно было заниматься продажей инозаказчикам исключительно новой продукции военного назначения, «Промэкспорт» – поставкой оружия, принадлежавшего Министерству обороны РФ, «Ростехнологии» – передачей лицензий на строительство, например, заводов. На самом деле все занимались всем. В конкуренцию вступали и предприятия-изготовители, которые также торговали оружием. Их можно было понять: государственный оборонный заказ был крошечным, поэтому компании были готовы продавать свою продукцию кому угодно и получать за это хоть какие-то средства, лишь бы загрузить свои мощности и не дать производству умереть. Показатели говорят сами за себя: в 2000 году объем экспорта оружия составлял 2,9 млрд долларов.
Тогда и появилась идея создать единственную компанию, которая стала бы госпосредником в вопросах поставок финальной продукции, убрав тем самым конкуренцию между предприятиями на внутреннем рынке.
— Кто приступил к работе над реформой?
— Мы с Ильей Клебановым разрабатывали новую систему. Перед нами стояла задача не просто придумать компанию, а сконструировать действующую систему военно-технического сотрудничества. Было принято решение выстроить президентскую вертикаль: замкнуть систему на президента, за которым оставалось бы последнее слово в вопросе поставок оружия тем или иным странам, и создать при главе государства комиссию – коллегиальный орган. В результате появился комитет по военно-техническому сотрудничеству при Минобороны РФ, который с 2004 года превратился в службу и единственного поставщика готовой продукции – «Рособоронэкспорт». За предприятиями при этом закрепили право вести поставку запчастей и ремонтировать уже поставленные изделия. У нас уникальная система, подобных ей в мире нет, и она уже доказала свою эффективность.
— Были ли противники создания такой системы?
— Были, конечно, и очень много. Предприятия были против, поскольку при такой конфигурации они лишались права самостоятельно торговать оружием – объективно уровень эффективности у них был достаточно низкий. У «Рособоронэкспорта» около 50 представительств по всему миру, ни одно предприятие в России не могло и не может охватить такое количество стран. За 15 лет мы поставили оружие в 116 стран на сумму 115 млрд долларов. Еще недавно наш портфель заказов составлял 45 млрд долларов, а сейчас уже 48 млрд долларов. Время показало, что принятые тогда решения были верными: объемы экспорта растут. Не было ни одного года, когда объемы падали, всегда наблюдался рост. Сегодня объем поставок по линии «Рособоронэкспорта» – свыше 13 млрд долларов ежегодно, а вместе с другими предприятиями – свыше 15 млрд долларов.
— Вариант с созданием схемы наподобие той, что действует в США, никогда не рассматривался? Я имею в виду продажу вооружений через Пентагон.
— Вряд ли она была бы жизнеспособной в наших условиях. Потребовалось бы создать отдельную структуру в Министерстве обороны, чтобы она занималась только этими вопросами. Это непременно привело бы к увеличению бюджетных расходов на содержание аппарата. Не думаю, что это сейчас актуально.
— Как вы относитесь к тому, что некоторые предприятия добиваются права поставлять готовую продукцию в обход «Рособоронэкспорта»?
— Для этого нужен отдельный указ президента: он обладает таким правом. Это все закреплено в законе о военно-техническом сотрудничестве. Так было, например, при поставке в Сирию зенитных ракетно-пушечных комплексов «Панцирь-С1» (разработки тульского КБП).
— Сколько «Рособоронэкспорт» получает комиссионных за свою работу?
— Не более 4% суммы сделки – это ограничение установлено правительством РФ. Но это если мы говорим о поставках новой техники. В случае продажи оружия из наличия Минобороны РФ комиссия меньше – 1,5%. В среднем за год выходит менее 3%.
— Крупнейшие покупатели российского оружия известны: например, Индия, Китай, Алжир, Вьетнам и Египет. Их финансовых возможностей хватит для того, чтобы сохранять набранный темп в ближайшие годы?
— Думаю, хватит. Ведь военная техника склонна со временем приходить в негодность, ее необходимо менять. Также есть факторы, диктующие необходимость возвращаться к военным закупкам. Там, где идут война и вооруженные столкновения, всегда будет спрос на оружие. Конфликты на Ближнем Востоке привлекают внимание к нашему оружию.
— Китай, Египет и Алжир интересуют зенитные ракетные комплексы типа «Бук-М2Э» и «Антей-2500», а также системы С-400 «Триумф»?
— Есть такое. Отмечу, что у нас есть правило: сначала поставляем вооружение своей армии, а потом уже продаем оружие за рубеж. Многие заказчики просят поставить им заказанное оружие раньше, но мы сразу их предупреждаем о сроках и очередности. Так было, например, с Китаем.
— И когда же китайская армия получит системы С-400?
— Не ранее 2018 года.
— О потере рынка Ливии жалеете?
— Конечно, у нас там был пакет контрактов на 7 млрд долларов. Но на сегодняшний день говорить о серьезном росте закупок не приходится: там есть официальное правительство, у которого нет средств, и есть оппозиция, которой мы оружие продавать не можем. Если закупки будут, то, скорее всего, мелкие.
— А что вы можете сказать про рынок Сирии?
— Россия своими усилиями уберегла Дамаск от судьбы Триполи, очевидно, что сейчас у них по повестке другие вопросы. Они заинтересованы в поставках, но после 2011 года никаких крупных контрактов заключено не было.
— Но ведь и некоторые ранее заключенные контракты так и не были выполнены. Почему в Сирию не были поставлены С-300?
— Мы потеряли время. До начала гражданской войны в стране у нас была возможность поставить комплексы сирийским военным. Но в итоге контракт был расторгнут. По договоренности с сирийской стороной на сумму авансового платежа мы осуществляли ремонт их техники, а также поставляли запчасти и боеприпасы.
— Задел, который готовился для Сирии, был использован для поставок С-300ПМУ-2 в Иран?
— Да, речь идет о четырех дивизионах. Мы перестали выпускать «трехсотки» достаточно давно, а Иран настаивал только на С-300. Мы предлагали и более современный «Антей-2500», но они были непреклонны.
— Как идут поставки С-300 в Иран?
— В соответствии с контрактом. Часть комплектующих уже поставлена заказчику. Надеюсь, что до конца года мы этот контракт исполним.
— Проявляют ли в Тегеране интерес к другим типам вооружений?
— Проявляют, но говорить о заключении контрактов по наступательному оружию – вроде танков Т-90 или истребителей Су-30СМ – не приходится. Пока существуют санкции Совбеза ООН, мы будем поставлять то, что под ограничения не подпадает, например системы ПВО. Мы ни разу не нарушали международных договоренностей. Не будем нарушать и сейчас.
Источник: «Коммерсантъ»